Когда-то в городе Багдаде царствовал халиф Гарун-аль-Рашид. У халифа Гарун-аль-Рашида была привычка гулять переодетым и выведывать, что происходит в его столице. Однажды ночью переоделся он дервишем и пошел по глухой улице. Вдруг из дома какого-то бедняка донеслись до него звуки музыки и пение. Остановился он, подумал-подумал и из любопытства вошёл в дом. Вошёл и видит: пустая комната, голые стены. Перед огнём, на разостланном коврике, сидят за скудным ужином хозяин и музыканты. Все они играют, поют и веселятся.
— Мир вам, о весёлые люди! — кланяется дервиш хозяину дома.
— Добро пожаловать, дервиш-баба, милости просим откушать посланный богом хлеб и повеселиться вместе с нами, — приглашает хозяин дома.
Усаживают дервиша рядом и продолжают свой пир.
Поздно ночью хозяин расплачивается с музыкантами, и они уходят.
Когда они уходят, дервиш спрашивает хозяина:
— Как зовут тебя, приятель?
— Гасан.
— Не обижайся, если я спрошу, братец Гасан: чем ты занимаешься, сколько денег зарабатываешь, что проводишь время за пиром?
— Для пира не надо много денег, дервиш-баба, — отвечает хозяин. — Человек может весело жить и на самый маленький заработок. Я сапожник, чиню чусты и зарабатываю в день совсем немного. Вечером половину денег я трачу на еду, а на другую половину нанимаю муз
— Пусть будет безмерной твоя радость, о Гасан, но если вдруг исчезнет этот маленький заработок, что ты тогда будешь делать?
— Почему он исчезнет, дервиш-баба?
— А вдруг халифу вздумается приказать, чтоб не было больше сапожников?
— Да что ты! Разве халифу больше делать нечего? Да чем провинились сапожники перед халифом? А если такое случится, тогда и подумаем. А теперь давай спать, дервиш-баба. Бог милостив, у пирующего всегда будет пир! Такое уж это дело — как примешься за него,
— Ладно. Дай бог, чтоб было так, — сказал. дервиш, и они легли спать.
Рано утром дервиш уходит. Вскоре после его ухода придворные глашатаи заполняют улицы и площади Багдада и объявляют: халиф повелевает всем сапожникам закрыть свои лавки. С этого дня никто не смеет заниматься сапожным ремеслом, а кто нарушит приказ — тому голову долой.
И у бедного Гасана вырывают из рук шило, ударами по затылку выгоняют из тесной лавчонки и запирают дверь.
В следующую ночь Гарун-аль-Рашид, опять переодетый дервишем, идёт бродить по городу. Снова проходит по улице, на которой живёт весёлый Гасан, и снова слышит звуки музыки и пение из его дома. Входит он.
— А-а! Добро пожаловать, дервиш-баба, милости просим, садись.
Садятся, едят, пьют, играют, поют и веселятся до полуночи.
В полночь музыканты получают свою плату и уходят. Остаются хозяин и гость.
— Знаешь, что случилось, дервиш-баба?
— А что случилось?
— Как раз то, что ты предсказал вчера вечером. Сегодня халиф издал приказ запретить сапожникам работать.
— Что ты говоришь! — удивляется гость. — Но откуда же ты взял деньги, что сегодня вечером снова устроил пир?
— Нашёл глиняный кувшин и теперь продаю воду. Из того, что заработал за день, половину истратил на еду, а остальное дал музыкантам и снова пирую.
— Ну, а если халиф и воду продавать запретит, что тогда будешь делать?
— А какой убыток приносим мы халифу? Почему он должен запретить? И зачем мне сейчас об этом горевать! Когда запретит, тогда и подумаю. Не бойся, приятель, всегда найдётся кусок хлеба и уголок, где можно веселиться.
— Пусть будет вечным веселье у твоего очага, о Гасан!
Рано утром весь Багдад содрогнулся от крика придворных глашатаев. Объявляли они, что халиф Гарун-аль-Рашид так приказывает: "Вода есть дар божий, и с этого дня никто не смеет продавать её за деньги. Разорвать у всех торговцев бурдюки с водой и перебить кувшины!"
И у бедного Гасана, когда он пошёл за водой, тоже разбили кувшин. И возвратился Гасан ни с чем.
На следующую ночь халиф опять переодевается дервишем и идёт бродить по городу. Опять приближается к дому весёлого Гасана — и снова веселье, звуки музыки, песни. Входит он.
— А-а! Дервиш-баба, добро пожаловать, милости просим, садись, будем пировать. День продолжим, вечер скоротаем. Повеселимся, дервиш-баба! Лучше веселиться, чем грустить.
— Конечно, веселье куда лучше. Смерти никому не миновать, а поэтому кто может — пусть веселится! — восклицает дервиш и садится рядом с Гасаном